Директор ИАЦ МГУ Алексей Власов
5 апреля 2011 года в Ташкенте прошла Международная
научно-теоретическая конференция «Роль города Ташкента в истории
научных и культурных связей Узбекистана»,
организованная Институтом истории Академии Наук Узбекистана, Обществом
историков Узбекистана совместно с Российским Государственным
гуманитарным университетом и Историческим факультетом МГУ
им.М.В.Ломоносова. Среди насыщенной программы
конференции было неожиданно много докладов, посвященных советскому
периоду истории Ташкента. Так, одна из сессий была посвящена теме
«Ташкент в годы Второй мировой войны: общество межэтнического согласия
и социокультурного единства». Во время этой сессии зачитывались доклады
«Роль Ташкента в сохранении науки и культуры в годы Второй мировой
войны (1941-1945)», «Ташкент в сохранении культурно-исторического
наследия в годы Второй мировой войны», «"... А муза Клио не молчала”:
Ташкент как уникальный центр изучения истории», «Российское
учительство: эвакуация и участие в развитии образования в 1941-1945 гг.
(на материалах переписки М.П. Архангельского)», «Вторая мировая война.
Ташкент в судьбе эвакуированного театрального сообщества», «Ташкент –
Москва: узбекистанская астрономическая обсерватория в годы Второй
мировой войны».
На конференции с докладом выступил директор Информационно-аналитического центра МГУ Алексей Власов, которого мы расспросили об изменении общего тренда узбекских историков по отношению к советскому периоду истории.
А.Власов: Сложилось впечатление, что наши узбекские коллеги
вообще избегают политизированных тем. В нескольких докладах, которые
были посвящены войне, они использовали более нейтральный термин «Вторая
мировая война», а понятие «Великая отечественная война» практически не
используется. Узбекские историки гораздо больше внимания уделяли
вопросам методологического характера, что даже было приятно и
интересно: в других центральноазиатских республиках исторической
методологии уделяют меньше внимания. Например, там был доклад по
проектам устной истории, - а эту тему даже не все российские научные
центры активно разрабатывают…
Большой блок был посвящен археологии, истории повседневности, - и на
меня, честно скажу, произвела очень приятное впечатление степень
подготовленности и компетентности этих людей, хотя большинство из них -
выходцы из нашей «общей шинели», это люди, которые прошли советскую
школу и пользуются одинаковыми инструментами и методологиями.
На конференции выступали и представители западных НПО. Был доклад по
устной истории Ташкента после землетрясения («Опыт «Oral History» в
изучении феномена Ташкентского землетрясения»), который подготовили
ученые при поддержке западных фондов. И этот доклад, который
сопровождался презентацией прекрасно изданной книги, показал, что
западные НПО работают на этом поле активней, чем российские структуры.
В силу ряда причин, о которых можно говорить отдельно.
- А что было в докладе? Как воспринимается в массовом сознании (в
устной истории) период восстановления Ташкента после землетрясения 1966
года?
- В докладе ничего об этом не говорилось - говорили об использовании
метода применительно к историческому событию, устная история как способ
изучения какого-либо исторического периода. Речь не шла о самом
землетрясении или о восстановлении города.
- А что говорили историки об эвакуации во время войны?
- На тему эвакуации были прочитаны несколько очень глубоких
докладов, которые говорили о роли Ташкента в сохранении культурного
наследия, советского на тот момент.
- Как узбекские историки сегодня воспринимают роль Ташкента в то
время и вообще советский период? Они предложили новую концепцию,
которая бы полноценно заменяла советскую концепцию исторического
развития страны?
- У меня сложилась впечатление, что целостной концепции, кардинально
пересматривающей советские наработки, нет. Формируются новые
идеологемы, и это понятно, потому что история и идеология на
постсоветском пространстве - вещи сопряженные. Но особенность узбекской
исторической науки заключается в том, что если, допустим, в 1990-е годы
шло радикальное переосмысление советских мифов и, наверное, появлялись
новые идеи узбекской научной школы, то сейчас они очень осторожно,
аккуратно подбирают формулировки, даже в названиях докладов, и
акцентируют внимание на неконфликтных проблемах.
Я часто бываю на научных конференциях, например, в Казахстане, - и
там доклады часто жестко ориентированы на идеологию национальной
казахской исторической школы, именно казахской, а не казахстанской. А в
Ташкенте общая тональность докладов была подчеркнуто нейтральна и
уважительна. Меня приятно удивило, что ни в одном из докладов я не
услышал никаких конфронтационных моментов, даже когда речь шла о
спорных точках нашей совместной истории.
- Может, просто не хотели обижать российских коллег, приехавших на конференцию?
- Не думаю, я хорошо знаю этих людей. Наш факультет имеет
возможность общаться и с Обществом историков, и с представителями
института истории АН РУз. Я думаю, что эти специалисты и мыслят так,
как формулировали в докладах.
Мне кажется, что это сегодня общий тренд развития исторической науки
в Узбекистане: сглаживать проблемы, не конфликтовать. В прошлый приезд
в Ташкент я побывал в Музее репрессий, посмотрел, как там все это
подано, - но в докладах историков словно подчеркивалось: да, мол, в
наших прошлых отношениях были проблемы, но это никак не отражается на
наших отношениях с Россией и русским народом. Есть темы, на которые мы
можем честно и открыто говорить, но ни в коем случае не обижая друг
друга. Я увидел такой подход.
- В докладах говорили, что советский период дал Узбекистану и много хорошего?
- Когда говорили о Ташкенте в период войны, подчеркивались обе
стороны вопроса: первое - Ташкент выступил центром спасения и
сохранения советской литературы, истории, кинематографии. Второе -
звучали слова о том, что присутствие на ташкентской земле корифеев
тогдашней интеллектуальной жизни способствовало и росту и развитию
узбекской национальной школы и в области кинематографа, и в
исторической науке. Но была одна чисто восточная особенность: не говоря
вслух о том вкладе, который внес СССР в развитие Узбекистана, узбекские
историки все-таки приводили факты и конкретные примеры, подтверждающие
объективно эту тенденцию. По умолчанию, как говорится.
Эти две позиции (1. Ташкент - точка сохранения советского
интеллектуального и культурного пространства и 2. Ташкент - точка роста
для узбекской национальной культуры) не противоречили друг другу. Но
получалось так, что российские историки больше говорили о втором
компоненте, признавая огромную роль первого компонента, а у узбеков все
было в другой пропорции. Но было очень приятно, что противопоставления
двух этих точек зрения не было ни в одном докладе.
- Но речь шла именно о культурном вкладе СССР?
- О политике на конференции не говорилось ни в каком контексте.
- А про вклад в экономическое развитие Узбекистана?
- Об этом было в докладах российской стороны. И у меня не возникло
ощущение, что те факты, те статистические данные, которые мы приводили,
вызывали неприятие или отторжение у узбекских коллег.
- Можно ли говорить об общем смягчении научного исторического тренда в Узбекистане?
- Да, я ощутил смягчение позиций. Несколько лет назад это не просматривалось так очевидно.
- А как в это смягчение тренда вписывается снесение памятника кузнецу Шамахмудову, снос памятников, в том числе дореволюционных, переименование улиц? Эти темы вами не затрагивались?
- Нет, мы брали тему, которая обозначена в названии конференции,
есть же научная этика. Мы касались только обозначенных вопросов. На
конференции присутствовали представители нашего посольства,
Россотрудничества, - и мы старались не затрагивать конфликтные сюжеты.
Сам факт проведения подобного мероприятия - уже большая победа, потому
что контакты с учеными центральноазиатских государств, с узбекскими
историками, - всегда достаточно сложная процедура…
Мария Яновская
|